Всем привет!
Новый год - новые знакомства!! Новые книги = новые розыгрыши!!!
В конце прошлого года издательство МИФ выпустило автобиографию Деборы Харри.
Эти мемуары нужно не только читать, но и рассматривать. Предельные жизненные откровения с самого детства чередуются с множеством, ранее не публиковавшихся, фотографий и и уникальных иллюстраций, созданных фан-артом от поклонников Blondie.
Для участия в розыгрыше 2 экземпляров "Сердца из стекла" нашим подписчикам необходимо выполнить следующие условия:
1. Сделать репост этого поста к себе на страницу;
2. Вступить в группу издательства.
Выигравшие книги Дебби смогут получить свои экземпляры в Москве или же по почте (с доставкой по территории России).
Желающие приобрести книгу заранее могут заказать её по ссылке: https://vk.cc/bYnJN1
Пока же предлагаем прочесть начало шестой главы.
► Ещё интересные МИФ-ссылки.
Отрывок из 4-ой главы: https://www.mann-ivanov-ferber.ru/assets/media/files-2/serdce-iz-stekla/Serdze_iz_stekla_mail_stamped.pdf
Аудиоверсия 7-ой главы: https://www.mann-ivanov-ferber.ru/assets/media/files-2/serdce-iz-stekla/serdce-iz-stekla.mp3
_____________
РОЖДЕННАЯ БЫТЬ ПАНКОМ.
Память, что ты сделала с веселыми временами? Серьезно, первые семь лет Blondie кажутся безумными. Полное сумасшествие.Но я продолжаю считать, что были и хорошие моменты. Такое ощущение, что это мне приходит на ум только плохое. Хоть убей, не могу вспомнить ничего забавного. Я что, всегда была такой серьезной? Я помню, что, когда мы выходили тусоваться, много смеялись. Над чем мы смеялись? Что было веселого? Может, я просто псих и поэтому ужастики меня больше забавляют. У меня целый вагон страшных историй — и я их расскажу,— но приложу все усилия, чтобы откопать и что-нибудь смешное.
Ранняя Blondie была просто бурей взрывных эмоций, и мне трудно найти в этом хоть что-то веселое. Возможно, был прав Король комедии* Вероятно, отсылка к одноименной черной комедии Мартина Скорсезе (1982)., когда говорил, что смешные сюжеты создаются нами из самых мрачных и отвратительных историй.
Я была счастлива, когда мы шатались по Нижнему Ист-Сайду, вполне невинно, просто в попытке развеяться. Чтобы играть в CBGB, до него еще нужно было добраться. В конце все музыканты упаковывали свои инструменты и уходили в сладостный город, где ночь медленно сменялась днем. Поднимался манхэттенский бриз, даря глоток свежего воздуха. Одной такой ночью мы с Крисом забежали в небольшой магазинчик за молоком и печеньем. Оттуда мы прошли пешком два квартала до съемной квартиры Криса.
Едва мы оказались у входной двери, у нас за спиной возник этот дятел — обычно я не использую это слово, но здесь оно как раз подходит — с ножом. Внешне он был очень похож на Джими Хендрикса, крутой и стильный, в длинном кожаном пальто. Его маленькие жесткие глаза смотрели очень сурово. Ему нужны были деньги, что же еще. Конечно, после покупки молока с печеньем у нас никаких денег не осталось. У Криса была гитара, Fender, корпус которой он вырезал в форме рогатой головы демона. Прелестная, цвета меда и изогнутая. Еще в квартире была гитара Фреда Смита, темная красно-черная Gibson, которую Крис у него одолжил. «Джими» требовал больше того, что у нас было, и пошел вместе с нами в квартиру. Он спросил про наркотики, Крис ответил, что в холодильнике есть кислота. Но «Джими» оказался не любителем кислоты и проигнорировал это заманчивое предложение. Уолтер, друг Криса, лежал в отключке на высокой кровати, и наш гость даже попытался что-то из него вытрясти, но у него ничего не вышло. Уолтер что-то пробормотал и перекатился на другой край.
«Джими» привязал Криса к кроватной опоре старыми колготками, а мне связал руки за спиной шарфом и сказал лечь на матрас. Храпящий Уолтер его не смущал… Потом он обшарил всю квартиру, пытаясь отыскать хоть что-нибудь ценное. Он собрал гитары и фотоаппарат Криса, а затем развязал мне руки и приказал снять штаны. Он изнасиловал меня. А потом бросил: «Иди умойся» — и вышел.
А ведь в тот вечер нам было так радостно после концерта. Приятное ощущение, смесь кокетства и удовлетворения. А потом — хрясь! Волна адреналина с ножом на конце. Не сказать, чтобы мне было сильно страшно. Я очень рада, что это случилось до волны СПИДа, иначе я бы с ума сошла. Пропажа гитары причинила мне больше боли, чем изнасилование. Мы остались без инструментов. Теперь у Криса была только крошечная электрогитара, которая ловила сигнал полицейской радиосвязи и белый шум. А потом еще другие группы принялись расхватывать наших музыкантов. Вспоминая это, я вообще не понимаю, как мы умудрились стать знаменитыми.
Сцена постепенно менялась. У Патти Смит и Ramones были контракты на альбомы, и не одна звукозаписывающая компания принюхивалась к Television. В узких кругах имя Blondie получило некоторую известность, но в музыкальном бизнесе нами никто не интересовался. Крис жил на пособие, я подавала напитки в бикини в Финансовом квартале, и мы иногда продавали марихуану, чтобы иметь хоть какие-то деньги. На этом этапе Blondie была в упадке, скатывалась на самое дно. Порой я думала: «Какой в этом смысл, все безнадежно». Но на какое-то время нас пригрел святой покровитель по имени Марк Пайнс, «центровой» человек — у него был лофт на Восточной Одиннадцатой улице, где наш барабанщик Билли О’Коннор снимал комнату. Майк разрешал нам играть у себя — там было несколько гитар и всякие другие инструменты. Это очень облегчило нам жизнь.
Билли О’Коннор стал нашим барабанщиком с тех пор, как Тот, барабанщик с макияжем в виде глаза Гора, покинул The Stillettoes. Билли был приятным парнем из Питсбурга, очень симпатичным и легким в общении, к тому же имел свою ударную установку. Родители мечтали, чтобы он выучился на врача. Но, как и многие подростки, он хотел ощутить вкус свободы, вырваться из рамок и пробивать себе дорогу к лучшей жизни. Естественно, на него сильно давили, чтобы он продолжил обучение. Он не мог разобраться в себе и подсел на алкоголь и колеса. Иногда он просто пребывал в полубессознательном состоянии. В итоге однажды он выключился за кулисами прямо перед концертом. В тот раз Джерри Нолан из Dolls заменил его и спас нас. После этого Билли ушел из группы и вернулся в колледж. Очень жаль, он был такой милый. Как и в моем случае, тут либо бросаешь наркотики, либо не бросаешь и сжигаешь свой последний мост. Спустя несколько лет мы воссоединились, а еще Билли приходил на каждое наше выступление в Питсбурге.
Но в тот момент нам срочно требовалось найти замену. Поэтому мы разместили объявление в Village Voice: «Рок-группе требуется безбашенный энергичный барабанщик». Мы получили откликов больше, чем ожидали,— от пятидесяти человек. Прослушивали их всех за одну субботу в репетиционном зале, который мы делили с Marbles — группой, с которой иногда выступали вместе. Как и во многих других частных зданиях, после рабочего дня здесь выключали отопление. Зал находился на пятнадцатом этаже промышленной постройки в Швейном квартале, в основном здесь работали меховщики и поставщики кожаных изделий. Все барабанщики сновали у лифта туда-сюда: настоящая мешанина музыкантов и самозванцев. Наконец явился барабанщик номер пятьдесят — Клем Берк. Без шуток, он был нашим последним претендентом и оказался тем, кого мы и искали. Он хорошо выглядел и умел играть. Наш любимый почтальон на полставки стал новым барабанщиком Blondie, а остальное все и так знают.
В тот день вдруг заявилась Патти Смит. Она вплыла в зал с одним из участников своей группы и тоже решила послушать Клема. Держалась она очень агрессивно. После того как Клем отыграл, она заявила, что он слишком непредсказуемый, слишком громкий, вообще «слишком-слишком», после чего удалилась. С какой стати вообще вот так вламываться на прослушивание! Думаю, ей просто очень хотелось знать, что мы затеваем. Конкуренция, сами понимаете. Не то чтобы в то время мы могли с ней соперничать — да и вообще в любое время, если на то пошло.
Однажды вечером, когда рабочий день закончился и нам можно было шуметь, мы вместе с Клемом пошли в наш зал на репетицию. Но лифт отказал. Застрял на девятом этаже. А нам нужно было на пятнадцатый. Мы орали в шахту, но ответа не было, так что в итоге нам пришлось карабкаться по ступеням.
В Нью-Йорке подниматься по лестнице — дело не одного этажа. Все годы, что я здесь жила, я постоянно поднималась по лестницам с шестью или семью пролетами в жилых домах и лофтах в центре. Старые, высохшие, скрипучие ступеньки, отшлифованные поколениями иммигрантов, таскавшихся туда-сюда в потогонные цеха. Вдыхавших вековую пыль и испарения в непроветриваемых, затхлых шахтах. Эта лестница была такая же душная, темная и до жути грязная, но мы продолжали тащиться. Клем — крупный парень, и энергии у него хватает, но он ненавидит любой физический труд, за исключением игры на барабанах. «Вот блин»,— это было его обычное замечание, когда требовалось разместить его же ударную установку, перевезти инструменты в клуб или на репетицию. «Вот блин! Вот блин! Вот блин!» — гремело в замкнутом пространстве гигантской лестницы, этаж за этажом..
На восьмом или девятом этаже мы услышали голоса и заорали тем, кому они принадлежали, чтобы они закруглялись и освободили нам лифт. Ответа не было, и мы всё плелись, злые как черти. К этому времени снизу донеслись новые звуки, как будто там что-то двигали, и мы стали вопить и полоскать тех людей за то, что заняли лифт. Злой, жесткий мужской голос крикнул в ответ — что-то такое, что обычно орут в подобных случаях. Прозвучало это более чем серьезно. Испугавшись, мы продолжили восхождение, держась за перила, хотя легкие горели, а терпение было на исходе. А на следующий день мы узнали, что дело было серьезнее некуда. Профессиональные воры пришли за мехом и набивали лифт шубами и кожаными пальто. Так что они делали свою работу, в то время как мы пытались выполнить свою.
Кстати, оказавшись в безвоздушном вакууме временно`го туннеля, я вдруг вспомнила, что с Крисом я тоже познакомилась на пыльной лестнице. Первое выступление Клема в составе Blondie также стало нашим последним концертом с Фредом Смитом. Мы были в CBGB, играли вместе с Marbles. Том Верлен* Фронтмен группы Televisionи все остальные были в числе зрителей. А потом в перерыве Фред объявил, что уходит от нас к Television. Как обухом по голове. Тягостное ощущение.
Возможно, я бы все бросила, если бы не Клем. Он так горел идеей. Все время спрашивал, когда репетиция. Он не давал нам покоя и заставлял двигаться вперед. Однажды он привел на репетицию несколько своих друзей из Нью-Джерси. В их числе был поэт Ронни Тост, который получил эту кличку после того, как разозлился на отца и поджег его кабинет — в итоге сгорел весь дом. На какое-то время Ронни отправили в психушку. Еще Клем привел молодого, очень симпатичного паренька по имени Гэри Лахман. Есть люди, которые выглядят так, что кажется, они обязаны состоять в рок-группе,— Гэри был из их числа. Поэтому мы определили его басистом, хотя раньше он никогда на бас-гитаре не играл — только на обычной. Впервые он отработал с нами концерт в CBGB. Затем Лахман стал называть себя Валентайном.
CBGB на улице Бауэри, дом 315, стал легендой, но в те дни это был дешевый бар на первом этаже в одном из тех клоповников, что выстроились вдоль авеню. На Третьей улице размещался мотоклуб, поэтому вскоре заведение превратилось в байкерский бар. В 1973 году Хилли Кристал, его владелец, придумал название CBGB/OMFUG, что означало «кантри, блуграс, блюз и прочая музыка для подающих надежды гурманов». Хилли был такой здоровый хиппи с медленной речью. Вырос он на куриной ферме и считал, что кантри-музыка покорит мир. Он часто надевал рубашку в клетку, у него была густая борода и копна буйных волос.
Потом Хилли решил дать шанс «уличным группам», как он сам их окрестил. Он говорил что-то вроде: «Этим ребятам есть что сказать, и нам следует послушать». CBGB по-прежнему оставался дырой, но теперь это была наша дыра.
Забавно ходить туда сейчас, потому что это совершенно иной мир. Клуб стал магазином одежды, а козырек CBGB достался Залу славы рок-н-ролла. Стиль первоначальной вывески сохранился, но теперь она скорее черная, нежели белая. Когда мы пришли в тот район в первый раз, там были самые что ни на есть запущенные забегаловки, клоповники и пиццерия на другой стороне улицы. Задней стороной клуб выходил на проулок, заваленный мусором,вонявшими мочой отбросами, осколками стекла и кишащий крысами. Внутри клуба стояла собственная эксклюзивная вонь: едкая смесь выдохшегося пива, сигаретного дыма, собачьего дерьма и пота. Джонатан, пес Хилли, мог свободно бегать по всему клубу и испражнялся где хотел. В углу, который мы в шутку называли «кухней», всегда булькал котел с чили, который тоже вносил свой вклад в одуряющее амбре бара. Туалет — ну, где-то я прочитала, что мы с Крисом обжимались в туалете… Может быть, и так, но не все время — по вполне понятной причине. Крису удалось запечатлеть
все «обаяние» туалета CBGB на нескольких отличных фотографиях.
В клубе был бар, музыкальный автомат, бильярдный стол, телефонный автомат и большая полка, заставленная книгами, в основном поэзией битников, которой увлекался Хилли. Позади длинной барной стойки находилось несколько столов, стульев и маленькая низкая сцена. Ярусы сцены располагались таким образом, что вокалист стоял впереди и внизу, остальная группа — в середине, а барабанщик сидел на верхушке на крошечной платформе. Мы играли в CBGB каждую неделю семь месяцев подряд. Денег мы не получали — нам платили пивом. Хорошо, если за вход брали по два доллара. Но Хилли был добряк и частенько пускал людей бесплатно. Позднее, когда за входом начала следить Роберта Бэйли,организация стала чуть более профессиональной.
В числе слушателей были в основном наши друзья, другие группы, местные люди искусства и неформалы. Например, заглядывали Томата дю Пленти, Горилла Роуз, Файетт Хаузер. Позднее присоединился и Артуро Вега. Он всегда носил мексиканскую маску рестлера, и довольно долго никто не знал, кто это. Артуро был художником, его мастерская находилась за углом. Позднее он стал арт-директором Ramones, дизайнером их логотипа, продавцом футболок и осветителем. Ди Ди и Джоуи Рамон работали в его мастерской. Тогда это был более непосредственный, маленький, узкий, частный мирок. Это было время прочувствованного опыта — никаких спецэффектов, только сырая, грубая жизнь без прикрас. Никаких извращенных трафаретных селфи, выставленных напоказ в интернете. Никаких телефонозависимых, подменяющих бесконечными текстовыми сообщениями прямой, личный разговор. Никакой назойливой прессы, пытающейся заснять на фото и видео каждое твое движение или неверный шаг…
Одной из моих любимиц на той сцене была Аня Филипс. Это была потрясающая женщина, наполовину китаянка, наполовину англичанка, красивая и всегда вызывающе одетая. Разносторонняя
и обладающая множеством талантов, Аня могла после строгого делового совещания пойти работать стриптизершей на Таймс-сквер. Однажды она взяла меня с собой и сказала: «Просто посиди вместе
со зрителями», и я смотрела на ее танец. Аня была очень дерзкая, что вполне типично для властной женщины, и с огромным творческим потенциалом. Она начала встречаться с Джеймсом Ченсом — или
Джеймсом Уайтом* Настоящее имя - Джеймс Зигфрид, американский саксофонист и композитор— и была менеджером его группы The Contortions. Аня жила в одной квартире с Сильвией Моралес, которая одно время была замужем за Лу Ридом. Поскольку в то время на сцене было не так много девушек, мы все друг друга знали.
Игги Поп как-то раз назвал меня «Барбареллой на скорости». Барбарелла — это персонаж комикса, девушка из будущего, где люди больше не вступают в половые отношения, девственница, которая получает задание спасти планету и параллельно познает радости секса. Режиссер одноименного фильма, Роже Вадим, как и мы, был большим поклонником комиксов. В конце концов, название нашей группы тоже отсылало к мультяшному персонажу. И на сцене я входила в его роль. Но на самом деле предтечей моей героини была Мэрилин Монро. С первого же взгляда она показалась мне невероятной. На черно-белом экране ее кожа и платиновые волосы так и сияли. Мне нравился ее образ.
► Предыдущие розыгрыши: https://vk.cc/9HshAj
►Панк-ро